Три года назад Владимир Путин подписал указ о национальном плане развития конкуренции. Ситуация в экономике выглядела тревожно. В 2015 г. выяснилось, что Россия усиленно возвращается в Советский Союз по части собственности. Если в 2005 г. на государственные предприятия приходилось 35% ВВП, то в 2015 г. – уже 70%. Из оставшихся частникам 30% можно вынести за скобки иностранный капитал, быстро уходящий из страны после Крыма, и всевозможных «королей госзаказа», которые, как один, тесно связаны с государством и первыми лицами. И учесть теневую экономику, которая достигает 20–25% ВВП. И тогда получается, что внутри уравнения останется что-то вроде социалистических Венгрии или Югославии, где простым смертным разрешалось владеть только мелкими и средними предприятиями, которые тоже в любой момент могли отобрать.

Олигарх Рокфеллер

Развитые страны никогда не забывали, чем они обязаны конкуренции. В начале XV века Европа выглядела захолустьем по сравнению с Востоком. В Пекине проживали 700 тыс. жителей, а среди 10 крупнейших городов мира европейским был только 200-тысячный Париж. Как пишет историк Ниал Фергюсон, 600 лет назад по реке Янцзы проходило до 12 тыс. барж с рисом, а компендиум китайской науки насчитывал 11 тыс. томов. В Китае создали сеялку за 2 тыс. лет до Джетро Талла, а первую доменную печь для выплавки чугуна – около 200 г. до н.э. Англичане только в 1788 г. перекрыли по производству железа показатели Поднебесной 700‑летней давности. Флот китайского адмирала Чжэн Хэ в начале XV века брал на борт 28 тыс. человек и был крупнее любого западного до Первой мировой войны. Но с 1500 г. китайца, замеченного в постройке судна более чем с двумя мачтами, приговаривали к смерти. Прибрежные посёлки и города переселяли, как минимум, на 15 км от моря. Китайские императоры были похожи на нашего царя Николая I, который отказывался строить железные дороги, потому что по ним в страну может приехать революция.

В то же время богатство государств Запада росло за счёт конкуренции. В Европе XVI века насчитывалось около 500 государств. В 1500–1800 гг. Испания воевала 81% времени, Англия – 53%, Франция 52%. Казалось бы, это не лучший фон для экономического развития. Но развивались оружейные технологии, стратегии ведения войны, сыгравшие решающую роль в лёгком завоевании колоний. Войны нужно было оплачивать – развивались рынки, изобретались акционерные общества, облигации, банковские премудрости. Крошечные Португалия и Голландия активнее включились в процесс – маленьким всегда тяжелее и рассчитывать больше не на кого.

Даже когда капитализм развился и грозил подменить собой правительства и парламенты, Запад не забыл, что конкуренция – это всё. Джон Рокфеллер стал первым долларовым миллиардером в начале XX века, но его компания Standard Oil в 1911 г. была упразднена и разделена на семь мелких вследствие антимонопольного закона. С точки зрения рынка это абсурд – человека раскулачили за то, что он стал самым успешным американцем. Но при этом у Рокфеллера никто не отобрал активы, не посадил его в тюрьму, Белый дом не устроил на Уолл-стрит «маски-шоу». «Великая компрессия» 1940–1970-х годов стала в США временем социалистических экспериментов, разрешившихся эпохой Рональда Рейгана, когда с бизнеса снова сняли оковы государственного контроля. И хотя сегодня социализм и распределение опять в моде, Илон Маск к 2021 г. стал самым богатым американцем с состоянием в 200 млрд долларов. При этом он далёк от политики и госзаказа. А значит, с конкуренцией в Америке всё ещё неплохо.

Тихие омуты

По этой логике развитие конкуренции в России противоречит всем особенностям нашего капитализма. Понятно, что без частного собственника нет настоящего рынка, а без конкуренции – эффективного производства, отмеченного высоким качеством товара и разумной ценой. Однако количество государственных и муниципальных унитарных предприятий всего за три года утроилось. Причём самый яркий рывок произошёл в не слишком благополучные 2013–2014 гг., когда количество ГУПов увеличилось с 11, 2 до 25, 4 тысячи. Обычно власти в кризис, наоборот, продают активы, чтобы разогреть рынок и получить средства на латание бюджетных дыр. И в 2012 г. был расширен перечень крупнейших компаний, подлежащих приватизации, но потом, как сообщает ФАС, «планы изменились». Хотя и конъюнктура была удачной, и западный инвестор приветлив в преддверии Олимпиады в Сочи.

На этом месте мозг читателя может встать дыбом: его всю жизнь учили, что когда государство забирает что-то у вороватых буржуев – это хорошо. «Правильные» цари Пётр Первый и Иван Грозный как раз этим и занимались – земли объединить, все полномочия – государю, бояр – на плаху, сокровища – в казну. В 1990-е народ с возмущением роптал, что крупнейшие заводы уходят за бесценок каким-то выскочкам, которых позднее стали называть олигархами. А на 2000‑е пришёлся пик популярности президента Путина, при котором наблюдался обратный процесс – олигархов прижали, ЮКОС национализировали, ряд стратегических заводов тоже вернули в казну.

Почему же вдруг недавний глава ФАС Игорь Артемьев утверждал, что «уровень государства в экономике достиг «красной черты»? Да потому что наша экономика толком не росла все 2010‑е годы, исчерпав все возможности эффективного развития во времена дорогой нефти. А разоблачения Артемьева вовсе не были демаршем. Наоборот, выполнялось поручение президента Владимира Путина – создать национальную стратегию развития конкуренции.

Формальная логика тут не работает. С одной стороны, наращивание госсобственности тесно связано с желанием продлить пребывание у руля: контролировать активы, не допускать появления независимой буржуазии и среднего класса. С другой стороны, отсутствие роста и обнищание населения делает токсичным любой режим, которому никакие скрепы не помогут при пустых холодильниках. Бизнес должен расти не только в отчётах Росстата. И Кремль решил посмотреть, что будет, если бросить ежа и ужа в одну банку: популяризировать конкуренцию среди госкомпаний, привыкших считать своим конкурентным преимуществом отсутствие этой самой конкуренции.

В предложенном артемьевским ФАС «национальном плане» была жёсткая идеологема: присутствие на любом конкурентном рынке не менее трёх компаний, одна из которых должна быть частной. Основными принципами проконкурентной госполитики названы: сокращение доли госкомпаний в экономике, обеспечение свободы экономической деятельности, поддержка развития малого и среднего предпринимательства, учёт развития конкуренции в госинвестициях. В 2019 г. подписан закон о запрете создания новых ГУПов до 2025 года. В соответствии с правительственными «дорожными картами» начали сокращение доли ГУПов и МУПов на рынке ЖКХ и увеличение долей частных компаний в системе ОМС в здравоохранении.

Правда, из стратегии выпали важнейшие пункты: госмонополиям необязательно согласовывать инвестпрограммы с ФАС, антимонопольная деятельность не станет ключевой в работе Генпрокуратуры. Прокуроры вообще исчезли из Национального плана, хотя в ранних редакциях им отводилась роль «координатора антикартельной деятельности». Но самое главное: не случилось национальной кампании за конкуренцию, не прошло предложение активно освещать борьбу с монополистами на федеральных телеканалах. Естественно, предприниматель так и не стал солью земли, которая платит налоги и зарплаты, крепит обороноспособность и содержит чиновников. Он продолжает оставаться ненадёжным проходимцем, который только под гнётом чиновника ведёт себя по-человечьи. А какое тут может быть «развитие конкуренции»?

По сути, удалось оно или нет, нужно судить по динамике прямых частных инвестиций в российскую экономику. Если частник, как ошпаренный, выводит деньги из страны, значит, с конкуренцией в ней не очень. Если по телевизору мы постоянно видим спецназ в офисах политически несознательных бизнесменов – это плохой знак. И хоть требуй Путин не сажать бизнесменов в следственные изоляторы, хоть не требуй – всё остаётся по-прежнему. Приходят к нему рано утром, как при Сталине, когда все спят, обыскивают жилище на глазах у перепуганных детей, забирают его в Следственный комитет. За сутки делают обвинение, получают приговор судьи, как две капли воды похожий на обвинение следователя, и увозят в следственный изолятор, где нормальный человек сидит месяцами вдали от семьи и детей. И его утрамбовывают признаться хоть в чём-нибудь! Иначе не выпустим! Почему следователи и судьи не слушают президента? Почему прокуроры не опротестовывают действия следователей? Или в этом и состоит конкуренция – посадить кого нужно и на сколько нужно?

– Среднемировой уровень доли госсектора в экономике оценивается примерно в 30% ВВП, а в России она почти три четверти, – говорит замдиректора исследовательского института «Центр развития» Высшей школы экономики Валерий Миронов. – Более того, «секретная» часть российского госбюджета уже в 2014 году составляла 14%, сейчас она стала значительно большей. В стране возникают «гибридные» разновидности государственного капитализма, при которых государство оказывает влияние на инвестиционные решения частных компаний, владея в них лишь миноритарным капиталом.

Незадолго до своего увольнения в ноябре 2020 года глава ФАС Игорь Артемьев уверял, что «дорожные карты» по национальному плану исполнены не более чем на 60%. Например, в мусорной отрасли в 85% региональных конкурсов по выбору местного оператора конкуренции не наблюдалось – претендовала одна заявка.

Чтобы обеспечить конкуренцию, государство не ослабляет контроль за бизнесом, а наращивает его – вот в чём российский парадокс. Генпрокурор России Игорь Краснов заявил, что намерен усилить контроль за госзакупками по итогам аудита Счётной палаты. Оказалось, за последние пять лет удельный вес госзакупок только вырос и достиг 31% от ВВП. То есть около трети денег страны вращается в системе, далёкой по своим принципам от понятия «рыночная». Перед Новым годом Кремль подлил масла в огонь, объявив о желании контролировать розничные цены на основные продукты питания.

И пока презентуется новый план развития конкуренции на 2021–2026 гг., на полном серьёзе звучит дискуссия о возможном возрождении Госплана. Не исключено, что отвечать за конкуренцию в стране будет тоже он.